Такого спектакля в театре Льва Додина давно не было. Возможно, не было вовсе. Навряд ли он станет поворотным в исто­рии философии этой труппы. Но трога­тельный мотив пусть немного нелепого, но упрямого сопротивления не режиму, не року, не человеческой природе, а просто циничности обыденной жизни останется. Да и не сопротивления даже, а какого-то эксцентричного упрямства.
В Малом драматическом театре не изме­нили название пьесы Уильямса, в России известной как «Прекрасное воскресенье для пикника», а скорее вернулись к ориги­нальному A Lovely Sundy for Creve Coeur. По-русски оно зазвучало, пожалуй, менее иронично, и не то чтобы оптимистичнее, но гуманнее.
Конечно, «Прекрасное воскресенье» легче всего поставить как мелодраму. В этом и кроется главная опасность для постановщиков.
Центральная героиня пьесы - Доротея (Елизавета Боярская), преподавательни­ца колледжа, очарованная и соблазненная его директором и строящая далеко идущие планы. Но из светской хроники становит­ся известно, что вообще-то тот уже со­ставил более респектабельную партию, нежели преподавательница гражданского права, снимающая бедную квартирку ну паях.
Но ни один мужчина на сцене не появ­ляется. Это пьеса для четырех актрис.
Боди (Ирина Тычинина), соседка Доти, пытается сосватать ее за своего братца Мисс Глюк (Уршула-Магдалена Малка), безумная соседка по дому, приходит к ним на чашечку кофе. Элена (Елена Со­ломонова), коллега по колледжу, наносит деловой визит за деньгами: они с Доти хотели бы снять квартиру попрестижнее.
Лев Додин ставит «Прекрасное воскресенье» без сентиментальности, без быта но с поэтическими отсылками к другим пьесам Теннесси Уильямса. Что, воз можно, предполагал и сам американский классик, сочиняя одну из своих послед них пьес. Достаточно сказать, что к пикнику на озере «Разбитое сердце» героинь увозит трамвай. И достаточно увидеть, что действие спектакля разворачивается на раскаленной крыше, куда выходит мансардный люк квартирки Боди. Здесь же художник Александр Боровский уста­новил металлическую конструкцию, на которой, как на турнике, в изнуритель­ном труде физического самоусовершен­ствования упорно занимается влюблен­ная Доротея.
В нелепых роговых очках и пузырчатых сатиновых трусах она делает гимнасти­ку и как цербер охраняет телефон: ждет звонка. Елизавета Боярская играет это романтическое ожидание гротескно, без­жалостно и по отношению к себе, и к сво­ей героине. Желание «красивой любви» в додинском спектакле оказывается ло­вушкой плотского, жестокого, глянцевого мира красивых, совершенных и бессер­дечных людей. У модной машины Ральфа откидывающееся сиденье. Вот, пожалуй, и все, что Доти может рассказать о воз­любленном.
Мисс Глюк — сумасшедшая, опекае­мая Боди соседка — в этом спектакле не только сгущает гротескные краски, но и выглядит очевидной жертвой стериль­ного, элегантного мира. Она своего рода абсурдистская, фарсовая Бланш Дюбуа, дошедшая до психологического предела.
Элена — тоже в своем роде Бланш Дю­буа, но никогда не страдавшая. Надмен­ная, холодная, безукоризненная. Соткан­ная из условностей.
Однако главной героиней в спектакле Малого драматического театра — Театра Европы, вопреки сюжету, неожиданно оказывается вовсе не Доротея, по ходу сюжета переживающая любовное разо­чарование. А, казалось бы, приземленная Боди.
В мастерском, серьезном и одновре­менно цирковом исполнении Ирины Тычининой она оказывается защитником тех, кого сломал или готов сломать без­жалостный мир романтических иллюзий, светских норм и прочих идеалов. Боди — не борец, но крепость-инвалид. Настоль­ко уже разрушенная, что никакие удары ей вроде бы и не страшны. Она овладела каким-то эксцентрическим способом по­беды над миром. Боди не просто крепко стоит на ногах — она уперлась в этот мир всеми силами: удержаться здесь можно, хотя бы посвятив свою жизнь выбору цыплят в лавке мясника.
Боди смачно припечатывает к раска­ленной крыше цыплят, прикрывает ду­рацкой бумажной лилией свой слуховой аппарат, обсыпает слишком ухоженную Элену мукой.
В заведомо проигрышной войне с ми­ром Боди упрямо не сдается и не соби­рается сдавать своих близких. Даже ее желание выдать Доти за своего странного братца не кажется столь уж эгоистичным. Мы знаем, что этот Бади далеко не столь лощен и холен, как Ральф, даже нелеп, но догадываемся, что у него тоже разбитое сердце.
В итоге Доти, вроде бы, терпит фиаско: иллюзии разбиты. И путь один — от­правиться в компанию аутсайдеров, на трамвае на озеро «Разбитое сердце». Но похоже, в поражении Доти в Малом дра­матическом видят победу над глянцевыми идеалами. Но доказать это предпочитаю­щему победителей обществу невозможно. В финале героини просто поют.